Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков] - Фредерик Дар

Несколько мгновений спустя она предстала перед нами, красивая, — впрочем, что я говорю, — восхитительная и такая спокойная, аристократичная, уверенная в себе. Две недели Люсия ждала этого момента, никогда не теряя уверенности в том, что настанет день — и к ней прибегут, умоляя спасти от катастрофы.

Бросив сумочку на туалетный столик, Люсия обменялась рукопожатиями с Мованном и долгим взглядом посмотрела на нас с Мов.

— Привет, молодежь! Что случилось?

Я не шевельнулся. Мов опустила глаза и принялась внимательно изучать носки своих туфель.

— Объясните же ей, наконец, ситуацию! — не выдержав, взорвался Мованн.

В первый раз в своей жизни он потерял над собой контроль, видимо, в полной мере ощущая все напряжение момента.

— Люсия, — пробормотал я, — дело в том, что я не могу играть без вашей помощи. Я не в состоянии сделать перед камерой ни единого жеста, если предварительно не видел его в вашем исполнении. Лучше всего мне просто отказаться от роли, но месье Мованн против…

Продюсер, заложив руки за спину, мерил шагами комнату. Одна из стальных подковок на его туфлях была плохо закреплена и при каждом шаге позвякивала, действуя мне на нервы. Люсия закурила.

— Очень печально, мой мальчик, — сказала она со вздохом, выпуская колечки дыма, — но ты, надеюсь, понимаешь, что я не буду постоянно играть твои роли.

Вмешался Мованн:

— Люсия! Мы сделали с вами четыре картины и всегда отлично ладили между собой. Теперь вы должны вызволить меня из этой переделки. Это моя личная просьба. Уже полным ходом идет рекламная кампания, построенная на имени этого малолетнего кретина, и если придется его заменить, произойдет настоящая катастрофа.

— Очень сожалею…

— Но Люсия!

Она покачала головой.

— Мой собственный фильм показал, что «трансплантация» таланта недорого стоит. Критики весьма доходчиво мне это объяснили, облив помоями. Больше я в такие игры играть не хочу. Моя карьера близится к финалу, и было бы неприятно напоследок вляпаться в очередную историю.

— В нашем случае, — вскричал Мованн, — вы абсолютно кичем не рискуете. Ваше имя даже не будет фигурировать в титрах. И при этом вам будет выплачен ваш обычный гонорар!

Люсия задумалась.

— Вы даже на это готовы?

— А что мне остается делать? Из двух зол я выбираю меньшее, — произнес Мованн и направился к двери, сказав на прощание: — Я хочу переговорить с Анри-Жоржем, а вы попробуйте пока договориться между собой. И не забудьте, что от ссоры никогда не бывает прибытка.

Как только Мованн скрылся за дверью, с лица Люсии словно упала маска. Уголки ее губ опустились, а в глазах загорелся тот безжалостный огонь, который всегда вызывал у меня трепет.

— Ну что, голубки?

Мов решила дать отпор.

— Все ясно, мама, ты победила, ты торжествуешь. Мы согласны, но избавь нас от твоего сарказма. Надо играть честно!

Люсия ударила дочь. Это даже не было пощечиной, так, легкий шлепок, но его сила тысячекратно возрастала в сочетании со взглядом, которым Люсия сопроводила свой жест.

— Мне не нужны твои никчемную советы, Мов. Как бы мы ни относились друг к другу, я остаюсь твоей матерью со всеми вытекающими отсюда последствиями и правами, которыми я не премину воспользоваться.

В этот момент взгляд Люсии упал на мою несчастную физиономию, и она разразилась презрительным смехом.

— Посмотри-ка на мордашку нашего муженька. Его можно брать голыми руками!

Актриса взъерошила мои волосы.

— Ну, ты, утопающий! Не горюй, я, так и быть, выужу тебя из воды!

Не веря своему счастью, я закрыл глаза.

— Но при одном условии, — выдержав паузу, продолжила Люсия.

Мы замерли, понимая, что актриса наверняка дорого запросит.

— Мов быстренько уберется в Англию. Я считаю, ей необходимо продолжить образование… Каникулы закончились. Пора за работу, дети мои, за работу!

У меня перехватило дыхание. Люсия, по своему обыкновению, подняла мне голову, взяв за подбородок, и заглянула в глаза.

— Солнце мое, тебе решать. Ты все-таки какой-никакой мужчина. Или ты остаешься с Мов и отправляешься мести улицы, или ты остаешься звездой!

Мов тоже подошла ко мне.

— Да, Морис, ты должен принять решение! — прошептала она.

В этот момент они обе слились для меня в одно целое, и я уже не мог решить, кого из них я люблю, а кого ненавижу.

— Я должен сняться в этом фильме, Мов!

Неужели я произнес эти слова?!

Никогда, наверное, я не смогу забыть сгорбленную спину Мов и ее разом потускневшие волосы, когда она молча направилась к двери. Я закричал:

— Мов, нет! Мов, не уходи!

Но она не обернулась на мой зов. Я остался один с Люсией. Мне хотелось плакать. Еще немного, и я бросился бы догонять девушку, но Люсии было достаточно щелкнуть пальцами, чтобы подчинить меня своей воле.

— Подай-ка мне сценарий, Морис!

Толстая тетрадь лежала рядом с ней, Люсия легко могла ее достать, стоило только протянуть руку, но актриса предпочла, чтобы это сделал я, тем самым признавая ее господство и свой окончательный выбор.

— Какую сцену вы снимаете?

Я показал ей номер плана. Она стала внимательно читать левую колонку, держа перед глазами очки. Я тем временем украдкой бросал взгляды на дверь, надеясь, что Мов вернется.

Но она не вернулась.

Прежде чем отправиться на съемочную площадку, Люсия еще раз повторила мне слова Мованна:

— От этого фильма зависит твоя карьера. Если ты не превзойдешь сам себя, не докажешь, что можешь сыграть лучше, чем в «Добыче», тебе как актеру придет конец, и никакая Люсия Меррер не сможет тебе помочь. Помни об этом…

Шатаясь, я брел по коридорам, заставленным декорациями. На съемочную площадку в сопровождении своей укротительницы возвращался не кто иной, как жалкий трус, полностью подчинившийся чужой воле и счастливый от этого.

Знающий себе цену, авторитарный Анри-Жорж, узнав, что я буду играть под руководством Люсии, пришел в негодование и стал настаивать на моей замене. Но Мованну удалось его переубедить, заверив, что подобный вариант никоим образом не умалит ни его прерогатив, ни морального удовлетворения, которое он, возможно, получит от работы над фильмом.

Мы принялись за дело. У меня исчезли все проблемы, зато Люсия оказалась в тяжелом положении. Я всего лишь имитировал ее игру, ей же приходилось вести бесконечные споры с постановщиком, которому не нравился создаваемый ею образ. Он видел моего героя иначе. В концепции Люсии, по его мнению, я выглядел слишком женственным. Актриса яростно отстаивала свое видение моего персонажа, который представлялся ей слабым человеком, порабощенным идефикс. Бесконечные споры заканчивались, как правило, победой Люсии благодаря ее спокойному упрямству. Я не думаю, что где-нибудь еще могли снимать фильм в подобных условиях. И весь этот кошмар длился целых восемь недель!

Я вновь занял свое место в доме на бульваре Ланн, обретя конуру и сахарную косточку… Вновь протоптал дорожку в спальню Люсии, где мы встречались довольно часто. После этого меня тошнило, я долго стоял под душем, словно пытался смыть грязь, хотя настоящим пятном на моей совести была вовсе не эта животная связь, а то, что я совершил по отношению к Мов. Я знал, что она уехала в Англию, как и было условлено. Она не писала. Я тоже не испытывал ни малейшего желания писать ей. Между нами все было кончено, и я мечтал лишь поскорее ее забыть, так как с этой девушкой был связан самый бесчестный поступок в моей жизни.

После сцены, происшедшей в уборной, во мне сломался какой-то стержень. Я не жил, а вел растительное существование, словно избалованная домашняя зверюшка, и при этом тайно рассчитывал, что наступит когда-нибудь день и я стану настоящим мужчиной, смирившись с участью подлеца. Для этого не так много было нужно: следовало освободиться от предрассудков и юношеских мечтаний и решительным шагом направиться дорогой, по которой идти запрещается.

Работа над фильмом, с избытком сопровождаемая криками, спорами, пустыми угрозами, в конце концов, завершилась. Анри-Жорж в необычайно короткие сроки подготовил стандартную копию. Ему предстояло отправиться на съемки нового фильма на другой конец земного шара. Естественно, он хотел, чтобы премьера «Лошадей» состоялась до его отъезда.

Просмотр был назначен на одну из сред. Дни, отделявшие меня от этого вечера, я прожил в состоянии полнейшей апатии. Ничего хорошего я не ждал, так как был убежден, что с ролью не справился и дело закончится полным провалом. Назавтра после премьеры дюжина газет разнесет меня в пух и прах, и я пополню собой ряды неудачников, пасущихся возле кафе на Елисейских Полях, рассказывая о своих сногсшибательных проектах другим таким же неудачникам.